.— Не говорите глупостей. Она даже не очень красива. И она, конечно...
— Не очень соблазнительна? Нет, она просто вызвала у вас жалость. Она не очень красива, не умна, но у нее есть одно выдающееся качество. Она— нарушитель спокойствия. Она уже нас поссорила.
— Софья!—вскричал я в ужасе.
Софья направилась к двери.
— Забудьте об этом, Чарльз. Я должна приготовить завтрак.
— Я помогу вам.
— Нет, вы останетесь здесь. Нэнни будет смущаться, если на кухне появится джентльмен.
— Софья!
— В чем дело?
— Почему у вас нет слуг?
— У дедушки были повар, служанка; горничная и камердинер. Он любил, чтобы в доме были слуги. Он платил им по-царски, и они подолгу жили у него. У Клеменс приходящая прислуга, которая делает уборку. Им не нравится, когда в доме слуги, я хочу сказать, Клеменс не нравится. Если бы Роджер не обедал каждый день в Сити, он бы умер с голоду! Клеменс считает, что сырая морковь, редис и помидоры — вполне достаточная пища. У нас иногда нанимают слуг, но мама выкидывает очередной номер, и они уходят. Потом некоторое время мы пробавляемся приходящей прислугой, а потом начинается все сначала. Сейчас у нас «приходящий» период. Только Нэнни не бросает нас в беде. Теперь вы все знаете.
Софья вышла из гостиной. Я опустился в большое кресло и начал размышлять.
Наверху я был на стороне Бренды. Здесь я услышал точку зрения Софьи. Я понимал справедливость ее слов, а также отношение всей семьи Леонидас к Бренде. Они возмущены, что в их семью затесался человек с помощью негодных средств. И имеют на это право. Но чисто по-человечески не мог с ними согласиться. Они всегда были богаты и хорошо устроены — им не понять соблазнов бедняков. Бренда Леонидас хотела иметь деньги, красивые вещи и дом. И считает, что в обмен на это она сделала своего старого мужа счастливым. Она была мне симпатична. Конечно, пока я разговаривал с ней... А теперь? Кто же из них. прав? Я плохо спал предыдущей ночью. Рано встал. В гостиной было тепло, пахло цветами, я уселся поудобнее закрыл глаза... И заснул...
Глава 10
Проснувшись, я не сразу пришел в себя. Передо мной плавал какой-то белый шар. Постепенно я понял, что это лицо человека. Я увидел выпуклый лоб, черные малюсенькие глазки, худенькое тельце.
— Привет! — сказал я.
— Я Жозефина.
Сестре Софьи Жозефине было лет одиннадцать-двенадцать. Это был фантастически уродливый ребенок, очень похожий на дедушку. Возможно, подумал я, она унаследовала и его ум.
— Вы Софьин молодой человек,— сказала она,
Я подтвердил справедливость этого замечания.
— Но сюда вы приехали с инспектором Тавернером. Почему вы приехали с .инспектором?
— Он мой друг.
— Вот как! Он мне не нравится, Я ему ничего не скажу.
— А что ты можешь ему сказать?
— То, что я знаю. Я знаю многое, я люблю все знать.
Она уселась на ручку кресла и внимательно рассматривала меня,
— Дедушку убили. Вы знали об этом?
— Да, знал.
— Его отравили. Э-зе-ри-ном. Интересно, правда?
— Думаю, что да..
— Мы с Юстасом очень заинтересовались. Мы любим детективные истории. Я всегда хотела быть сыщиком. Я и теперь этим занимаюсь — собираю улики.
«Какой кровожадный ребенок!» — подумал я.
— Человек, который приехал с инспектором, тоже сыщик? В книгах говорится, что переодетых сыщиков всегда можно узнать по их сапогам. А этот сыщик в замшевых ботинках.
— Все меняется,— заметил я.
Жозефина приняла это замечание по-своему.
— Да, я думаю, теперь у нас все изменится. Мы поедем в Лондон и будем жить в доме на набережной. Мама давно хотела уехать — она будет очень рада, а. папе, наверное, все равно, лишь бы его книги были с ним. Раньше у него не было денег, чтобы жить в Лондоне.Он потерял кучу денег из-за «Иезавели»,
— Иезавели?
— Да, вы не видели?
— Ах, это пьеса? Нет, не видел. Я был за границей.
— Она шла очень недолго. С треском провалилась. По-моему, мама и не может играть Иезавель — не тот тип. Дедушка всегда говорил, что пьеса провалится и что он не стал бы вкладывать деньги в историко-религиозную пьесу, но мама прямо с ума сходила, Мне эта пьеса не очень понравилась. Она ни капельки не похожа на историю в библии. Иезавель в пьесе совсем не такая злая, а наоборот, даже очень милая. Получилось скучно. Правда, конец хороший. Ее выбрасывают из окна. Только жаль, что не было собак, которые съедают ее. Мне нравится эта часть — про собак. Мама сказала, что нельзя показывать на сцене собак, но я не понимаю почему. Можно иметь собак-артистов.— Она с выражением процитировала: «И они съели ее всю целиком, кроме ладоней...» А почему они не съели ладони?
— Понятия не имею.
— Трудно представить себе, что собаки так разборчивы. Паши собаки не такие. Они едят абсолютно все.
Жозефина задумалась над этой библейской загадкой.
— Жаль, что пьеса провалилась,— сказал я.
— Да, мама очень расстроилась. Рецензии были - ужасные. Когда она прочла их, то разрыдалась и плакала целый день. И швырнула поднос в. Глэдис, а Глэдис попросила расчет. Вот была потеха!
— Я заметил, что ты любишь драку, Жозефина.
— А дедушку вскрывали. Чтобы узнать, от чего он умер.
— А тебе жаль, что дедушка умер?
— Не очень. Я его не особенно любила. Он не позволил мне учиться на балерину.
— Ты хотела учиться танцевать?
— Да, и мама была согласна, и папа не возражал, а дедушка сказал, что из меня ничего не выйдет.
Она соскользнула с ручки кресла, сбросила туфли и попыталась встать на кончики пяльцев.
— Конечно, нужны специальные туфли,—объяснила она,—но даже и в ~них на пальцах образуются нарывы..
Жозефина надела свои туфли и спросила, как бы между прочим:
— Вам нравится этот дом?
— Я еще не знаю этого.
— Теперь его, наверное, продадут. Если Бренда не останется здесь. А дядя Роджер и тетя Клеменс теперь не уедут.
— А они собираются уезжать?
— Да, они должны уехать во вторник, куда-то за границу. Хотели лететь самолетом. Тетя Клеменс купила даже новый сундук.
— А я не слышал, что они собираются за границу.
— Никто об этом не знал. Это секрет. Они хотели уехать тайком и оставить письмо для дедушки. Они бы прикололи его к подушечке для булавок. Это только в старомодных книжках так Поступают жены, покидая мужей. А теперь ни у кого и нет таких подушечек. Так что все это ерунда.
— Конечно, Жозефина. А ты знаешь, почему твой дядя Роджер хотел уехать?
Она бросила на меня хитрый взгляд.
— Знаю. Это связано с дядиной конторой в Лондоне. Мне даже кажется, что он растратил чужие деньги.
— А почему ты так думаешь?
Жозефина вплотную приблизилась ко мне.
— В тот день, когда отравили дедушку, дядя Роджер очень долго пробыл с ним наедине. Они все говорили, говорили... И дядя Роджер сказал, что он никогда ничего не стоил, что он подвел дедушку, что не так расстроен из-за денег, как из-за того, что не оправдал его доверия.
— Жозефина, неужели тебе никогда не говорили, что подслушивать некрасиво?
Она утвердительно закивала.
— Конечно говорили, но, если вы хотите что-нибудь узнать, вы просто вынуждены это делать. Спорю, инспектор Тавернер тоже так поступает. Ну, если не он, то тот, другой, в замшевых ботинках, определенно так делает. И они вечно роются в чужих столах, читают чужие письма и узнают все тайны. Только они глупые! Они не знают, где искать! Мы с Юстасом знаем много, но я больше, чем он. Я ему не скажу. Он говорит, что женщины не могут быть великими сыщиками, а я говорю, что могут. Я собираюсь записать все в книжку. А когда полиция зайдет в тупик, приду и скажу: «Я могу вам открыть, кто это сделал!»
— Жозефина, ты, наверное, читаешь много детективных романов?
— Очень много.
— Я думаю, ты уже знаешь, кто убил дедушку?
— Кажется, знаю, но мне нужно раздобыть еще кое-какие доказательства. Инспектор Тавернер думает, что это сделала Бренда? Или Бренда и Лоуренс вместе? Потому что они влюблены друг в друга.